Тексты / Книги / 02.06.2009

Синельников А., Орлов А., Жабинский А.
Альтернатива. Беллетризованная криптоистория.

Трое в Трое

ПРОЛОГ

Роланд пал на исходе мили от злосчастного распадка. Лупить бедолагу смысла не было - отбегал конёк. Семенил со всей прилежностью, потом перешел на тяжелый галоп, захрипел, начал задыхаться, истекать пеной. Экгарт соскочил с седла и с жалостью наблюдал, как верный друг, шатаясь, опускался на передние ноги. Издыхал на боку, шумно, одаривая хозяина преданным взглядом. "Я ведь не подвел тебя, нет?" Этот пятилетний берберский крепыш нёс его миль триста - от самого замка папочки Эвальда, что в окрестностях славного города Трир. "Уж не обессудь, сынок, это всё, что я могу тебе дать", - сообщил по итогам благословения старый барон, - "Береги коня. Ему цена - три деревни и серебряный сервиз твоего покойного дяди Герберта." Уж насчет трех деревень родственник, вестимо, загнул. И сервиз, насколько помнил Экгарт, был довольно тускл. Не обеднел папаня, это точно. Но коняга, между тем, досталась справная - что в бою выручала, что в драпе. Или погарцевать просто так, выделывая разные штучки. А в распадке просто не повезло, но сам виноват, проворонил. Легкие сумерки уже укладывались на землю, когда он въехал в пышную дубраву на ложе перевала. Не успел перевести дух - чаща с буреломом уморила до крайности. Налетели, как голодные бестии на козочку - двое обормотов спрыгнули с ветки, схватили коня под уздцы. Еще двое - он словил их краем глаза, та же рвань - обрисовались из-за дубков с натянутыми луками. Сильные штуковины, отметил машинально, - усилены роговыми пластинами и прокладками из вываренных бычьих шкур.
- Прибыли, рыцарь, - радостно захаркал обросший уродец, явно не знакомый с кодексом изящных манер - tournure, - Слазь с коня, да поживее!
Второй пытался сграбастать арбалет, закрепленный у луки седла. Эти двое Экгарта не смущали. Беспокоили те, что с луками. Оказалось, не напрасно. Он успел сгруппироваться: упер низ спины в заднюю луку, а левую ступню в стремя - нанес правой громящий удар в изрытую оспинами харю. Левой рукой выдернул кинжал, полоснул по горлу волосатому… Заприметив боковым зрением, как спустилась тетива, запела, за ней другая, обнял Роланда за шею. Первая стрела вонзилась в круп коню, вторая - лично ему, в бочину. Благо он разумно отверг кольчугу. Еще у папочки в замке, под ехидные словечки братьев, сменил ее на старинный колонтарь. У этой штуковины вместо части колец - кованые металлические пластины. Стрела звонко сломалась, отскочив от Экгарта, подкольчужник смягчил удар. Но Роланд взвился на дыбы, заржал тоскливо. Рыцарь еле усидел в седле. Приладил шпорами - гони, родной. Вопрос из вопросов - как долго пробежит конь со стрелой в заднице?.. Двое заряжали, когда он выдернул на скаку арбалет, ударил почти наугад. Ближний отбросил лук, метнулся в можжевельник - стрела пронзила вихрящиеся лохмотья. Четвертый спустил тетиву. Стрела вошла Роланду в шею, пробила плоть. Экгарт выдернул ее - машинально, не задумываясь: неси же, коняга, не обращай внимания…
Зато теперь он точно знал, как долго скачет смертельно раненый конь. Сумерки опустились на прохладную землю. Окружающие Альпы заволокла серая муть; мрачные громады, заросшие лесами, теснились между небом и землей, обнаженные утесы вздымались еще выше, террасами, одна за одной, а впереди, насколько хватало глаз, уходящую в распадок тропу перегораживали каменные глыбы. Вековая дремучая тайга разворачивалась на многие сотни миль…
Верный конь не шевелился - агония отшумела. Он снял с Роланда попону, развернул в один слой, накрыл. Тщетная забота, всё едино слетятся стервятники - только отойди… Отцепил колчан, арбалет. Сел на камень, уперся ногами в основание лука и оттянул тетиву обеими руками - до запора. Стрелу на ложу помещать не стал - секундное дело. Пристроил всё это добро за спину. Приделал на свободное плечо мешок с остатками козлятины, еще раз проверил снаряжение: кинжал на левом боку, любой рукой достается, там же меч - добротный, обоюдоострый, в полторы руки, с клеймом норманнского мастера в желобе клинка, арбалет срывается в момент - стоит лишь стянуть с плеча кожаный ремень. Деньги под рубахой на поясе (впрочем, разве это деньги?) Можешь двигать, рыцарь. Знать бы еще, куда…
Он отправился по тропе - туда, где за каменными грудами мерцала трещина распадка. Одолев заваленное булыжьем тесное ущелье, вышел на открытое пространство, очень быстро завершившееся непроходимым кустарником. Пришлось достать меч и сделать его проходимым (нет коня - нет объезда). А когда темнота окончательно улеглась на землю, весь ободранный, искусанный кровососами, Экгарт вступил в убогую горную деревеньку…

Луна освещала дорогу. Кривобокие ели, вцепившиеся корнями в скалы. Заросли шиповника и крапивы у подножья ущелья. Небольшая община, дворов двенадцать. Домишки крохотные, из бревен, жердей, отдельные хижины из местного, неотесанного камня, обмазанного глиной. Притулились тесными кучками между скал, вперемешку с сараями, амбарами. Покосившиеся ограды, на редких участках - вытянутый хлев. Общинная ручная мельница из двух каменных жерновов - на видном, оголенном месте. Там за скалами, вероятно, лужок или поле, засеянное рожью; не будут же эти бедолаги одним горным воздухом питаться…
Собак крестьяне не держали. Людей он тоже не встречал. Вступление незнакомца в село никакими звуками не сопровождалось. Он прошел пол-деревни и решил, что народ просто вымер от заразной болезни. Тишина - как на заброшенных погостах, коих на своем пути он повидал немало. Экгарт встал у крытого дерном амбара, слился с темнотой и начал вслушиваться. Быстро понял, что всевластие тишины обманчиво. Мир тревожен звуками. Их трудно разобрать, но они везде - заполняют горное пространство, сливаются, образуют какофонию. Ветер гудит в вершинах елей, шевеля густую крону. Ручеек журчит за скалой, перебегает с камня на камень. Филин всплакнул - отзвук оторвался от скалы и пошел гулять по округам. Неясное бормотание - словно множество людей, собравшись воедино, читают шепотом молитву - на все лады и не заботясь о синхронности… То ли души умерших крестьян издеваются над путником… Он не смог определить природу бормотания. Вынул меч из ножен, осмотрелся и приблизился к ближайшей хибаре. Из открытого проема, завешанного шкурами, веяло теплом. Соломенная стреха свисала чуть не до земли. Он прощупал ее клинком - не прячется ли нечисть? Отогнув шкуры, пригнулся, заглянул в хибару.
Не было там никого. Но очаг посреди жилища еще теплился. Древесные угли мерцали, освещая сирость и убогость. Печи с дымоходом здесь выкладывать не умели - дым выходил в отверстие в потолке. Черные от копоти стены, грубо сбитый стол. Скамья, покрытая соломенным матрасом. Вдоль стены - набитые сеном тюфяки. У жаровни кухонная утварь - сломанный черпак, ухват, кадка для воды. Чугунный котелок стоит в стороне, свободный от всяческой пищи. Рядом валяется треножник для поднятия над огнем. Как хочешь, так и понимай…
До начала темноты здесь люди были. Либо уже откушали, либо нечего. Он выбрался на улицу и снова начал вслушиваться в неумолчное заунывное бормотание. Души умерших здесь, похоже, не летают… Он последовал дальше, не вкладывая меч в ножны. Бормотание становилось явственнее, различались отдельные голоса. Он прошел через всю деревню и за околицей, в толще серой скалы обнаружил продолговатую нишу. Вход в пещеру. Мерклые блики плясали по стенам - причудливые уродцы. Экгарт остановился, присел на колено. Сильно засомневался, а стоит ли здесь ночевать? Вся деревня проникнута страхом - он ощущал его витание на протяжении от околицы до околицы. Ужас источался пещерой - он исходил от пляшущих по стенам уродцев, от заупокойного лепета, многократно усиленного сводом пещеры и выдавливаемого по каплям. Верят ли здесь в Христа? Сомнительно. Здесь верят в Митру - персидское "солнце" - неудобоваримую смесь восточных и западных верований. В того самого, строгого и справедливого, который возглавляет суд богов…
Одолев колебания, он решился войти. Ночевать под кустом на холодных еловых лапах Экгарт не любил и старался это делать только при отчаянной нужде. Сжав эфес, обмотанный кожаным шнуром, он протиснулся под овальный свод. Соприкоснувшись со стеной, мягко ступая, отправился вглубь пещеры…

Пламя факелов дрожало - от пещерных сквозняков и коллективного причитания. По лицам людей сновали тени, представляя бородатых мужиков подземными гоблинами, а подростков, немощных старцев - заскорузлыми троллями, слившимися в жутковатом обряде. Все мужское население деревни присутствовало на сборище (очевидно, женское с детским томилось в соседних пещерах). Большинство людей, укутанные в лохмотья, пребывали в коленопреклоненном виде. Беспрестанно бормотали. На ногах стояли двое - освещая факелами таинство. В жертву приносили вола - на импровизированном алтаре посреди пещеры возлежала растерзанная туша. Под алтарем пузырилась кровь. Блеклый старец в рваном балахоне совершал над тушей ритуальные пассы - рисовал руками мистические узоры, то задирая голову в потолок, то утыкаясь в землю. В руке он сжимал атальм - клинок с черной рукоятью, воплощение колдовской силы. Старец бормотал наравне со всеми, но его голос казался наиболее певческим: то затихал, то возносился к потолку, метался у купола. Как долго продолжалась церемония - никому не известно. Участники обряда не проявляли нетерпения. Временами старик погружал атальм в податливую тушу - в эти экстатические моменты бормотание нарастало; вынимал - резко шло на убыль, становясь неровным фоном. "Ну и ну", - подумал озадаченный Экгарт, - "Целого вола отдать на заклание. И это при их-то нищете. Они и впрямь в отчаянии." Нарушать церемонию он не стал - воспитание не позволяло. Дождался, пока старец утробно пропел свою варварскую "аллилуйю", народ зашевелился, и только тогда Экгарт вышел на задний план, чем сразу привлек внимание. Двое бородачей схватились за ножи и вскочили.
- Мир вам, люди, - объявил во всеуслышание Экгарт, - Я не причиню вам зла. Я просто мимо шел.
Десятки глаз повернулись к нему. Кто со страхом, а кто и с любопытством.
- Как зовут тебя, добрый путник? - вопросил, распрямляя спину, старец.
- Не больно-то он добрый, - проворчал один из резких - со спутанными волосами и шрамом поперек лица.
- Я Экгарт из Трира, младший сын барона Эвальда фон Гросса, - Экгарт смотрел старику в глаза, он плевать хотел, нравится это тому или нет.
Судя по всему, это старику понравилось.
- А чем же ты знаменит, Экгарт из Трира? Извини, забыл представиться. Мое имя Мэлвил, я староста этой общины.
Экгарт учтиво склонил голову.
- Мир дому твоему, Мэлвил. И всем твоим людям. Я заметил, у вас неприятности?
- Он не ответил, чем он знаменит, - проворчал детина со шрамом.
- Он просто скромник, - буркнул второй забияка.
Отвлекаться на пустобрехов Экгарт не любил. Он отзывался лишь на явные оскорбления. И далеко не зачастую - словами.
- Томас, Гарик, а ну заткните пасти! - рыкнул старик. Подволакивая ногу, он вышел из живого круга, приблизился к Экгарту и знаком предложил отойти в сторону.
В глубоком алькове, под звуки разбивающейся воды он повторил свою странную просьбу.
- Я изменил свои намерения, Экгарт из Трира. Я хочу услышать, чем ты знаменит, но не хочу, чтобы об этом услышали другие. Как знать, возможно, ты и есть избавление для нашей деревни, которое мы настойчиво вымаливаем у Бога. Ты явился в самый отчаянный момент…
Совпадает, рассудил с удивлением Экгарт. Боженька принял наищедрый подарок - аж целого вола, прослезился и немедленно выслал избавителя - шатающегося от усталости рыцаря без лошади. Осталось выяснить сущий пустяк - а не зря ли он сюда явился?
- Я не столь плодовит на подвиги, уважаемый Мэлвил, - скромно ответил Экгарт, - Пара-тройка, не больше. Последний из них я совершил сегодня днем, когда разбойники напали на повозку мирного алемана, перевозившего свою семью из Бийома в Амонт, а я случился поблизости и помог отбить нападение. Одного мерзавца я уложил из арбалета, другому распорол живот и обмотал кишки вокруг дуба - это был небольшой дуб, а третьему растоптал хребет мой конь…
- И ты не ограбил алемана? - удивленно перебил староста.
- Я не граблю алеманов, уважаемый Мэлвил. Я сам алеман. Я следую в Великий Рим на Босфоре, чтобы найти себе достойную работу и применить свои многочисленные способности… Хотя, не скрою, иногда я подвержен чувству голода. Алеман поделился со мной мясом, которое я тут же съел. Он отправился в свой Амонт. А я как раз ехал с подвига, гордый и сытый, когда на меня налетели разбойники. Возможно, это был один и тот же отряд, и они выслеживали меня, возможно, другой, какая разница? Я убил двоих, а остальные расправились с моим конем. Теперь я топаю пешком, уважаемый Мэлвил. Прости, шатаюсь от усталости, позволь прилечь у очага, а утром я постараюсь помочь твоей деревне…

Этой ночью он спал на соломенном тюфяке, укрытый грубым шерстяным одеялом - в жилище самого Мэлвила. Старец самолично привел его в дом и указал на место для почетного гостя. Женская фигурка безропотно сместилась в угол, но Экгарта столь безусловно занятный феномен уже не увлек - он уснул, едва уронил голову. И видел очень странные сны. От снов в них были только краски - необычно яркие, насыщенные. А в остальном - совершенно его жизнь: от сопливого младенчества и по сегодняшнюю ночь. Он видел руки матери, вынимающие из колыбели чадо, густые волосы, которые он хватал ручонками и заливисто хохотал. Он видел мать в гробу - ее прибрал на небо Бог, когда мальчонке было шесть. А в семь он сам покинул отчий замок, став пажом при знатном риттере бароне Альфреде. В пятнадцать лет он числился его оруженосцем. Он видел этой ночью своры гончих, за которыми ему посчастливилось приглядывать. Хрипящие лошади, доспехи бравого барона, возимые им в походах. Огромная ответственность - эта груда гнутого железа стоила полсотни коров и два десятка кобылиц…Копье, поданное барону при стычке с отрядом бургундцев во главе с нахрапистым шевалье Гарденом. Жуткое "Монжуа-аа!" из полусотни глоток. Меткую стрелу, срезавшую с его шеи изрядный лоскуток… Занятия до полного изнурения. "Семь искусств" для отрока из благородного семейства - плавание, верховая езда, охота на опасного зверя, стрельба из лука и искусство сражаться, благородные игры и рыцарский этикет... Добрый учитель из Аугсбурга Норманн Грайцер, прививший отроку тягу к языкам… Златокудрая, улыбчивая и такая нежная Розамонда - дщерь любезного соседа Айльфа Медера, источник вдохновения и неуемных подлунных метаний… Посвящение в рыцари, когда в разгар празднества почетный из гостей одноглазый Конрад Шульц шлепнул стоящего на коленях мальчика клинком по спине - единственный удар, позволяемый рыцарю получить без отмщения… Путь-дороги по европейским землям - с единственной целью: ПОСМОТРЕТЬ!
Монументальный замок Карлштейн в Праге и бесноватая Шампанская ярмарка. Столица Бранденбурга - невзрачный Берлин, и пышный Париж. Анемичная Эмилия - верная жена вассала Юргена, обретшего изрядный бенефиций в Лотарингии от свирепого конунга - оживающая по ночам и доводящая юного Экгарта до исступления. Братья-августинцы, радушно призревшие странствующего рыцаря и срезавшие со спящего кошелек. Освирепевшая стража барона Хейвига, на земли которого он по недоумию вторгся и отлупил какого-то мелкого прихвостня. Он осмелился выразить пренебрежение к достоинствам почтенного Эвальда Гросса! Результатом отчаянной драки стали трупы четверых забияк и глубокий шрам на виске. Редкие наезды в отчий замок с обязательным приемом у любезного Айльфа Медера. Прогулки под знаком Платона. Он отдыхал на них душой и плел лучезарной Розамонде небылицы о великой любви и пронзенном сердце! А с наступлением вечера скакал в Трир, хватал в трактире шлюшку повеселее и изничтоживал свою плоть жаркими усладами. Уничижительный семейный совет, где полностью определился статус каждого члена семьи. Зигмунда - по управленческой линии: наводить порядок на отцовских землях. Гастона - по духовной, уж больно нерадивый вырос детина, ни ума, ни силы. А младшенькому выпала одна дорога - меч в зубы, и вперед, своим умением зарабатывать. Зря, что-ли, учили?.. Последний визит в замок - когда родитель его искренне озадачил и сделал предложение, от которого не отказаться…
Он почуял жар под утро. То ли сон, а то ли явь - пылающий комочек вкатился к нему под слежавшуюся до твердости шерсть. Прожег до самых кончиков. Сладко стало - просто мед на сердце. Сплю, наверное, посчитал Экгарт. Не хочу просыпаться. И не стал. Балансировал между сном и пробуждением, чуял всё, но видел сны. А когда комочек, сыто урча, выкатился из-под одеяла, пошелестел одеждой и загремел посудой, Экгарт открыл глаза. Хрупкая девчушка в недостойной нищенской хламиде, прижав к боку бочонок, выбегала из хибары. Старый Мэлвил отсутствовал. Но очаг уже трепетал, поигрывал оранжевым, разогревая жаровню. "Ах, проказница", - отходя от сладкой неги, подумал Экгарт, - "Не перевелись еще шалуньи в умирающих от голода деревнях." Впрочем, просыпаться без штанов, но с мечом на поясе ему было не в диковинку.

- Проклятие довлеет над деревней, - печально поведал старец. В свете дня глава общины предстал дряхлым и немощным. Откуда черпала силы эта доживающая руина? Как руководил народом и церемониальными обрядами? Оставалось только удивляться.
Экгарт промолчал. Выскреб краюхой остатки лукового супа из миски. Покосился на проем, завешанный шкурами. Черноокая озорница притворялась, будто чистит чугунок. Ему уже поведали, что это большеглазое творение зовут Эрикой, родители ее мертвы четырнадцать лет, а старый Мэлвил души не чает во внучке. Она ответно покосилась на Экгарта. Улыбнулась шаловливо.
- В лесу объявился оборотень, - продолжал старик, - Человек с головою волка.
Экгарт вежливо кивнул - рядовое дело. Какая только дрянь с голодухи не привидится. Хорошо, не с головой петуха и змеиным хвостом. С этими василисками, говорят, вообще сладу нет.
Старик внимательно следил за его реакцией.
- Он убивает девушек, собирающих грибы и ягоды. Нападает внезапно, заволакивает жертву в кусты и отрывает голову. А те, кто это видят, в ужасе разбегаются.
Экгарт отложил миску и с интересом уставился на старика.
- Мы не можем не отправлять женщин в лес, - скрипуче продолжал старец, - Поля проса не приносят урожая. Всё гниет на корню. Ячмень побило градом. Не осталось и зверья. Раньше были лоси, туры, медведи, вепри… Словно канули. В деревне нет ни мяса, ни молока, ни сыра. Лес - единственный кормилец. Но женщины боятся отдаляться от деревни. В двух шагах - уже чаща. Он убил двоих - на глазах у всех, он гнался за рябой Гизеллой, но той удалось убежать, и она уже три дня ни с кем не разговаривает. Мы приставили мужчину - быстроногого Логарта, но его сморил сон, а оборотень растерзал белокурую Руту… Мы приставили двоих, а еще двоих посадили в засаде… В этот день никто не видел оборотня. Он напал на следующий день - это было вчера. Синеокая Дана, дочь Руперта-хромого, спускалась к ручью, чтобы набрать воды… Он надругался над ее молодым телом, а голову унес с собой. Мы не знаем, за что нам такое наказание, это чудище неуловимо, оно нападает там, где его не ждешь. Оно не насытится, покуда не уничтожит всех наших женщин, покуда не обескровит деревню, а это страшнее голода, уважаемый Экгарт из Трира, мы согласны смириться с голодом, лишь бы остановить ужасного зверя, посланного из глубин ада…
- Подожди, - перебил Экгарт, - Не возводи напраслину на глубины ада. Ты сказал, что этот парень носит голову волка?
- Самую ни на есть настоящую, - кивнул старик, - Об этом говорят все, кто его видел.
- И она открывала пасть, рычала, косила глазищами?
Старик растерянно помолчал.
- Ну, признаться, до таких подробностей…
- Кривая Матильда утверждала, что видела его рычащим, - подала голос свернувшаяся у порога Эрика, - Он передвигался со скоростью настоящего волка, гигантскими прыжками, а из глаз его вырывалось синее пламя.. - девушка сделала испуганные глаза и замолчала.
- Не верьте кривым… - задумчиво пробормотал Экгарт, - Полагаю, он не был голым?
- Не был, - подтвердил Мэлвил, - Он носит на себе убогие, развевающиеся лохмотья. Но не просто рубаху и штаны, а множество мелких, свисающих лоскутьев, делающих его облик еще ужаснее, а одежду под лоскутьями - неразличимой.
- Я понял тебя, уважаемый Мэлвил, - чинно вымолвил Экгарт, - И тебя, милая Эрика, - повернулся к внучке старосты, положив руку на сердце. Девушка немедленно зарделась, - А скажи, премудрый Мэлвил, - вкрадчиво продолжал Экгарт, - Чьи это земли?
- Это земли барона фон Рагнера, - без почтения в голосе ответил старик, - Ты ведешь к тому, любезный Экгарт, что барону следует защищать свою собственность, даже если дело касается голодных, полуоборванных крестьян?
- А разве это не так? - риторически вопросил Экгарт, - Сдается мне, это не только его блажь, но и первейшая обязанность. Или ваш барон властвует без головы на плечах? Вы обязаны сообщить в замок о творящихся в деревне бесчинствах, а он - выслать по крайней мере дознавателя.
Старик глухо вымолвил:
- Мы отправили Альторна. Он не вернулся. Мы отправили Гвиома - он тоже не вернулся. Только Богу ведомо, что с ними произошло. Да и пусто это, благородный Экгарт. Наши земли не приносят дохода, здесь народ тихо вымирает. Мы не знаем, что творится в мире, но полагаем, у барона есть куда насущные дела, чем помогать горстке некормленых, испуганных крестьян.
Странствующий рыцарь не пустился в бессмысленные словоблудия. Молва о бароне Рагнере шагнула далеко за пределы Альп. Этого драчливого похотливого ублюдка в меньшей мере волновала судьба живой собственности. Он обожал распутных женщин. А также пастись в чужих владениях, гоняться по лесам за оленями и перестраивать замок, приделывая к помпезному донжону дополнительные ненужные строения. Замок фон Рагнера производил впечатление вертепа. Пьяная солдатня и неотесанные слуги. Впрочем, пиво в пивоварнях барона готовили забористое.
- Я хочу поговорить с мужчинами, - вздохнув, распорядился Экгарт, - Остались еще в вашей проклятой деревеньке здоровые крепкие мужики?

Их было четверо - заросших, угрюмых, но, безусловно, способных держать оружие и порвать на куски зарвавшегося оборотня. Уже по ночи упомянутые Гарик с Томасом - у одного рваный шрам поперек лица, у другого вместо носа - голый раздробленный хрящ. "Быстроногий" Логарт, позорно проспавший умерщвление белокурой Руты - детина с запавшими от голода и вины глазами. У четвертого на выбритом черепе красовались засохшие струпья, глаза подрагивали, а отзывался он на имя Циммер. Изредка в хижину заглядывал какой-то придурковатый малый с шишкообразным носом. С любопытством перился на колоритных сельчан, на задумчивого светлоголового путника. Мэлвил грубо шикал на него. Убогий неохотно убегал, но регулярно возвращался. Всовывал нос и таращил блестящие глаза. Мельник глухонемой, объяснили Экгарту. Ни ума, ни соображалки у бедолаги. Только и знает жернова свои крутить. По натуре безобидный.
- Я внимательно вас слушаю, уважаемое собрание, - объявил Экгарт, - Не у всех еще мозги окостенели от страха? Способен кто-то внятно высказаться?
- Полегче, паладин, - проворчал задиристый Гарик, - Мы тебя не знаем. Смотри, у нас особенное отношение к чужакам. А к тем, кто распускает языки…
- В общем-то мне плевать, - отрубил Экгарт, - Я поел, выспался. А на вашу деревеньку у меня вообще планов никаких. Не моя она. Плюну и дальше пойду. Противно находиться рядом со здоровенными лбами, неспособными защитить жен и дочерей от какого-то вонючего трусливого ублюдка, шакалящего по лесу. И пусть хоть кто-то из вас попробует меня остановить.
"Уважаемое собрание" пристыжено молчало. "Быстроногий" Логарт закрыл грязными ладонями виски и провалился в отупение. Опомнившийся Гарик яростно кусал губы. Староста Мэлвил сидел в стороне и благоразумно помалкивал.
- Я предлагал Мэлвилу бросить этот Богом проклятый район и уйти подальше в горы, - процедил бритоголовый Циммер, - Барон давно забыл о нашей деревеньке. Он думает, мы давно тут вымерли. Он даже сборщиков не присылает… Но Мэлвил полагает, что мы не освободимся этим от проклятия, а только возьмем его с собой… Я не знаю.
- Барон найдет нас на краю земли, - зловеще раздувая рваные носопырки, сказал Томас, - Он узнает от доброжелателей. Как вороны слетятся. А барон так жарко любит развлечения…
- Я обшаривал лес, - глухо сообщил Логарт, - После каждого убийства я ползал на пузе по корягам и искал его следы. Особенно я это делал после того, как он… разорвал Руту… Я ничего не нашел, кроме нескольких обломанных ветвей. Это не человек, это сущий оборотень, который не оставляет следов…
- А тебе поменьше надо ползать, - отбросил со лба слипшуюся волосню Гарик, - Уснешь еще где-нибудь.
Логарт вскинул голову. Заскрежетал гнилыми зубами. Впрочем, быстро усмирил свою гордыню. Куда такому задираться?
- Я осматривал мертвых, - вызывающе бросил Гарик, - Вы боялись к ним подойти, заворачивали в хламье и волокли на кладбище. А я их разворачивал перед погребением. Смотрел и наслаждался… Он не отрывал им головы, он отрезал их острым ножом, а позвонки разбивал пятками, уж я, как старый охотник, могу это определить.
Тишина наглядно демонстрировала - приятного Гарик не сказал. И снова тень накрыла дверной проем - любопытный мельник всунул в хижину уродливый нос и беззвучно осклабился.
- Предлагаю сделать приманку, - возвестил Экгарт, - Приведите ко мне самую смелую девушку. Она отправится в лес собирать грибы, а я с арбалетом берусь за ней проследить. Остальные рассредоточатся в округе. Иного способа выманить страшилище из леса я не вижу. Решайтесь. Подозреваю, недалек тот час, когда оборотню надоест прятаться в кустах и скалах, и однажды безлунной ночью он войдет в деревню…
Замер даже придурок в дверях - как будто понял, что сорвалось с губ Экгарта. Народ безмолвствовал, переваривая услышанное.
- Чушь… - хрипло каркнул Гарик, - Если эта мразь войдет в деревню, я разорву ее на куски…
- А я согласен с рыцарем, - встрепенулся Логарт, - Эта тварь не оставляет следов. Ты не успеешь его схватить, прежде чем разорвать на куски… Мы должны использовать любую возможность, а паладин дело предлагает.
- Я знаю такую девушку, - подхватил Томас, - Мирабелла, дочка старой Герды. Уж смелее не найдешь. Валькирия. С той поры, как муженек ее напоролся на собственноручно врытый кол, сооружая яму-ловушку для зубра…
- Чушь! - резко присоединился к мнению Гарика шелудивый Циммер, - Нас пытаются убедить, что чудовище отлично работает головой. Как же понимать твои слова, добрый рыцарь? Мы отправим в лес Мирабеллу, ты пристроишься к ней с арбалетом, остальные рассосутся по кустам… Этот оборотень слепой? А деревня, которую вы оставите незащищенной? Неужели дочка Руперта-хромого, растерзанная у ручья, ничему вас не научила?
Экгарт усмехнулся всеведущей ухмылочкой авгура. Некто из присутствующих в этой хибаре очень сносно владеет ситуацией.
- А что думает по этому поводу мудрейший Мэлвил? - повернулся Экгарт к глубокомысленно молчащему старцу.
Дряхлый старик прикрыл глаза морщинистыми веками. Лучший путь не выставлять свою некомпетентность. А такой ли он глубокомысленный? - со смешинкой подумал Экгарт.
- Я согласен с Циммером, - очень тихо, нараспев, произнес старик, - Мы не можем рисковать деревней. Мы не можем подвергать опасности смелую Мирабеллу - кто знает, славный рыцарь, успеешь ли ты поднять арбалет свой раньше, чем чудовище собьет ее с ног… Твой план нуждается в грамотных уточнениях.
- Хорошо, - покладисто согласился Экгарт, - Уточним. Куда нам торопиться?

Пятое тело обнаружили вечером - в овраге за мельницей. Тоскливый вопль убитой горем старухи всколыхнул деревню. Собрались все - даже те, кто с трудом передвигался. Обезглавленное женское тело в вывернутой позе лежало в гуще ивового лозняка. Еще недавно оно бы выглядело незаметным. Но сейчас по жгучим веткам, закусив от усердия губу, топтался полоумный мельник. Обрывал листья, вдавливал в почву стебли - чтобы лучше было видно собравшимся наверху. Иногда он поднимал голову, мычал, обнажая в оскале гнилой рот.
Над кровавым месивом билась в истерике тощая старуха с сальными волосами.
- Мирабелла? - угрюмо предположил Экгарт. Горбящийся поодаль Мэлвил потрясенно покачал головой.
- Нет. Кривая Матильда. Мирабелла - баба-огонь, она не даст себя в обиду…
- Кто ее обнаружил?
- Мельник… - отозвался застывший истуканом Логарт, - Слез в овраг, не успел штаны стащить, а тут такое… Как чумной, носился по деревне, тыкал пальцем, мычал, пока народ не дотопал.
- Она еще теплая была, - подхватил Циммер, страшновато дергая глазом, - Видно, мимо шла, за этой мельницей тропа короткая на восточную околицу, а оборотень из оврага вымахнул, да уволок за собой. Людей-то в этом углу почти не бывает…
Он в задумчивости не заметил, как к нему прильнула испуганно дрожащая Эрика. Он машинально обнял худенькое плечо, перехватил косой взгляд главы общины, но предпочел не напрягаться.
- Почему-то она не кричала, - хмыкнул Экгарт, - Чудно это как-то. А не сама ли она спустилась в овраг по убедительной просьбе оборотня?
- Ты что, парень, рехнулся? - без церемоний рявкнул Гарик, - Как она могла спуститься в овраг по просьбе оборотня? Сам-то понял, что сказал?
- Не совсем, - миролюбиво признался Экгарт, - Но точно помню из сказок о вервольфах, что эти ребята имеют вредное свойство регулярно становиться людьми…
Остаток дня он бродил по деревне. Рахговаривал с напуганными жителями. Спустился в овраг, въедливо обследовал место злодеяния. Потоптался у хибары, из которой раздавался тоскливый погребальный вой.
- Спи спокойно, Мэлвил, - посоветовал он с наступлением ночи разбитому переживаниями старцу, - И не думай о заклании последнего вола. У меня имеются на утро определенные планы.
Вялый старец быстро сморился, захрапел, а Эрика, недолго думая, ловко переползла к Экгарту под одеяло.
- Мне так спокойно с тобой… - жарко зашептала она, забираясь рыцарю в штаны. Исполнив приятное во всех отношениях действие, отдышавшись, Экгарт мягко поинтересовался у девушки, не испытывает ли она страстного желания спасти деревню?
- О, мой Экгарт, я с тобой испытываю всё… - он почувствовал, как тонкие ручонки снова забираются к нему в штаны. Исполнив приятное (но уже не во всех отношениях) действие, Экгарт терпеливо поинтересовался, отдает ли она отчет, что приключение, помимо увлекательности, чревато чудовищной опасностью? Перехватив шаловливые ручонки на пол-пути к штанам, он принялся подробно инструктировать девушку: какой дорогой следует идти, вблизи какого дома запнуться и уронить пустые ведра, и почему идти дальше, лишь убедившись, что ее увидели.
- Я поняла, мой милый Экгарт, я все прекрасно поняла… Ну почему ты думаешь, что я настоль безмозглая?.. - пылко шептала Эрика, вырывая руки из слабеющих мужских зажимов и забираясь Экгарту в штаны…
Незадолго до рассвета он растолкал старого Мэлвила.
- Зреет час, уважаемый Мэлвил, - высокопарным слогом сообщил Экгарт, - Виноват, что разбудил, но, боюсь, ты можешь проспать кульминацию. Быстро беги к отважной Мирабелле, старик, и попроси ее побыть приманкой. И возьми с собою преданных людей, - он перечислил, кого именно считать преданными, а также добавил, - Обо мне не думай, я становлюсь невидимым. И не волнуйся, отец, мне было озарение свыше, мы расправимся сегодня с твоим оборотнем…
В суете, охватившей деревню в предчувствии расправы над маньяком, никто не обратил внимания, как заспанная Эрика, протирая глазенки, уходит совсем в другую сторону. На плече ее покачивалось коромысло с двумя ведрами.
Вернее, почти никто не обратил внимания. Тот, кто должен был ее увидеть - увидел. О чем и донесла Эрика Экгарту, многозначительно качнув коромыслом…

Он ринулся в скалы без сомнений, грамотно выпав из поля зрения "загонщиков". Пробежался по ущелью и вскарабкался по отвесной каменной тропе. Продравшись через колкий кустарник, два поваленных дерева, выбрался на обратную сторону лужка, перепрыгнул груду камней. Окопался в узенькой лощинке, за свинцово-серым булыжником. Сердце прыгало от нетерпения - а вдруг не станет оборотень ждать? Атакует бедную девчушку на склоне?.. Нет, не должен, уговаривал он себя, - У ублюдка чудовищный перекос в башке, но чувство опасности работает исправно, он не станет нападать в зоне видимости деревни… Дальнейшие события показали верность его рассуждений. Качнулись кусты на склоне. Экгарт напрягся. Показалась заношенная хламида. Он помнил, какие заманчивые формы скрывались под ней, упругая шелковистость и завораживающая податливость… Симпатичная мордашка, идущая вразрез убогому нищенскому облачению… Девчушке открылась наконец истина, в какую неприятность втянул ее Экгарт. Она совсем одна, а где ее светловолосый друг, столь щедрый на обещания?.. Она поднималась, но как-то приторможено, со страхом на лице. Непрестанно озиралась и косила по сторонам. Такое поведение не слишком-то соответствовало духу акции. Оставалось лишь надеяться, что маньяк уже впал в транс, уже отключил существенную долю рассудка…
Эрика вышла на лужок, когда справа шевельнулись кусты. Бесформенная тень скользнула под расщепленное молнией дерево. Эрика обернулась, словно почуяла неладное, оживила шаг. Тут и выметнулось ей вдогонку НЕЧТО! Тень оторвалась от дерева и помчалась за девушкой! Она снова оглянулась. Взвизгнула от ужаса. Бросив ведра, понеслась вскачь по склону. По игривым шарикам череды и ярким россыпям пижмы. Экгарт упер в плечо ложу арбалета. Он не имел права на ошибку. Он никогда не делил людей по сортам. А уж если сам втравливает их в свои приключения… Эрика летела, муторно вереща, с плещущими на ветру волосами, а за ней гигантскими прыжками неслось чудовище! Оскаленная волчья пасть! Сияющий клинок в руке! Грозди лохмотьев, словно умышленно нашитые на одежду, дабы скрыть особенности фигуры… Чудовище настигало красавицу. Осталось несколько прыжков. Эрика оглянулась, взвизгнула, потеряв равновесие, покатилась по траве. Выставила ручонки, за неимением других средств защиты. Чудовище взметнуло клинок. Тут и хлопнула тетива из стянутых в жгут конопляных нитей. Отточенный наконечник пробил звериное горло. Стрела прошла навылет и застряла оперением в скатанной шерсти. Чудовище захрипело, рухнуло навзничь. Но не сдохло в один присест, а принялось конвульсивно вздрагивать, царапая ногтями землю. Нормальный человек давно бы умер. Но зверье не такое. В нем очень мало от нормального человека. Даже тяга к жизни у него - поистине звериная…

Когда народ собрался, привлеченный воплями Эрики, на поляне царили мир и благодать. Эрика с дрожащей улыбочкой висла на плече у рыцаря, оборотень завершил агонию. Испуганные люди не решались подойти, жались кучкой. Поскрипывая посохом, прихромал старик Мэлвил. Он был серый, как небесная хлябь. Оттащил девчушку от Экгарта, обнял трясущимися руками.
- Ты не говорил, что отдашь чудовищу Эрику… Ты обманул меня, рыцарь…
- Ты имеешь ко мне претензии, уважаемый Мэлвил? - сухо осведомился Экгарт.
Старик не стал отвечать. Глупо. Если кончилось хорошо, то кто сказал, что всё так плохо?
- Сжечь надо эту тварь, - ткнул кинжалом в мертвого оборотня Томас.
- Я схожу за ослом, - сказал бритый Циммер, - Оттащим его в деревню и запалим на площади.
- А ты не промах, паладин, - проворчал драчливый Гарик, - Прости уж, если обидел тебя ненароком… А кто это такой, подождите? Он не больно-то смахивает на волка…
- Посмотри, - пожал плечами Экгарт, - Да не бойся, не цапнет. Волчья пасть - приделанная.
Очевидно, забияки меньше всех страдают предрассудками. Гарик сковырнул звериную пасть зазубренным кинжалом. Отделилась часть головы - волчья шкура, выделанная и зашитая в виде круговой маски. На месте глазниц зияли аккуратные отверстия. Под маской показалось искореженное судорогой человеческое лицо.
- Логарт? - драчун в испуге попятился.
- Похож, - зевнул Экгарт (чертовски не выспался он этой ночью), - Быстроногий Логарт, позорно проспавший умерщвление белокурой Руты. Прошу любить и жаловать. Янус наш двуликий. Куда уж проще растерзать доверчивую девушку, когда она льнет к тебе, видя в тебе защитника, а потом завалиться в кусты за пригорком и притвориться спящим.
- У него отец был не в себе … - пробормотал кто-то из сельчан, - Правда, буйством явным не выделялся, слыл тихоней в округе…
- И женой Логарт не обзавелся, - подхватил другой, - Одна старушка-мать, как крот, слепая…
- Но как ты догадался, Экгарт? - воскликнул Гаррик.
- А мне изначально многое показалось странным, - охотно поделился Экгарт, - Маньяк-вервольф бегает по лесу в каких-то шутовских нарядах. К чему этот маскарад? Ну ладно, про голову волка промолчим, а лучше, отнесем ее наличие на проблемы с головой самого Логарта. Но все эти нашитые пучки лоскутьев… Явно долго возились. Для чего? А для того, чтобы спрятать себя от глаз сельчан. Подтянутое, гибкое туловище - много вас таких в деревеньке, здоровых да красивых?.. А гонцы к барону Рагнеру, не вернувшиеся, хотя, подозреваю, НЕ ДОШЕДШИЕ? Какой резон барону убивать своих подданных? Какой резон грабителям нападать на оборванных, голодных крестьян? Это мог удачно провернуть некто из своих, не заинтересованный в прибытии дознавателя. Он догонял гонцов и отправлял их к Всевышнему. Представьте сами: хижина Логарта жмется к скалам, уходит и приходит незамеченным, а живет он со слепой, практически оглохшей матерью… То есть я сразу заподозрил причастность одного из местных. Я решил познакомиться со всеми способными на перевоплощение мужчинами. После каждого убийства Логарт прилюдно шарил по окрестностям - куда уж проще в поисках следов зверя затереть собственные? А эта странная фраза в адрес мельника: "Слез в овраг, не успел штаны стащить…" Он сам ее выдумал? Представил, как было дело? Не поверю. Извини, мой добрый Гарик, вы крестьяне, а не сказители. Другое дело - он видел, как мельник спускался в овраг! Он там сидел. Не успел сбежать, растерзав кривую Матильду, схоронился в кустах и увидел… Я решил убедиться. И при всех спросил, как бы между прочим, а не сама ли Матильда сошла в овраг, услышав просьбу человека? Я наблюдал за Логартом: он побелел, напрягся. Вот решение моих сомнений. А дальше всё по-писаному - я обманул деревню и уважаемого Мэлвила, направив их старания в ложную сторону. Убийца видел, как половина деревни уходит в распадок. А в это время беззащитная Эрика шла совсем в другом направлении. Можно представить охвативший парня зуд…
Осел, подгоняемый палками, поволок мертвеца в деревню. Голова Логарта колотилась о булыжники… А дальше имела место вакханалия, в которой Экгарту было предложено главенствующее место, но он отказался по причине охватившего его отвращения. Сдержанная радость жителей деревни постепенно переросла в бурный, неконтролируемый восторг. А затем слепой экстаз накрыл и захлестнул деревенскую площадь. Добрый Митра услышал их мольбы! Он вложил свою вселенскую мудрость в голову безвестного оборванца, он повелевал его руками и глазами! Убийцу швырнули на импровизированный помост, обложили еловыми лапами, облили смолой и подожгли. Благодарственная молитва слилась в отчаянно диссонирующий хор. Руки верующих взметнулись к небесам…
- А теперь - уничтожить ведьму! - затряс над головой посохом мудрейший Мэлвил, - На костер ее! Да присоединится колдунья к своему отродью!
- На костер! - радостно вскричала толпа - и стар, и млад… Крепконогие Гарик с Циммером выволокли из хижины незрячую, полуглухую мать Логарта. Потащили ее на огнище, где под веселый треск лапника ее сынок сворачивался в позу зародыша. Обезумевшая от горя и страха женщина пыталась сопротивляться. Из толпы метнулась шалая Мирабелла - свирепая красотка с орлиным клювом. Мастерски взмахнула колом - из пробитого глаза старухи фонтаном брызнула кровь. Толпа восторженно загудела. Люди сомкнули полукруг, намереваясь добить смертельно раненую.
- А ну расступись! - Гарик с силой оттолкнул смелую Мирабеллу, - Мэлвил сказал - на костер! Кто собрался ослушаться мудрейшего Мэлвила?!..
Разочарованно гудя, толпа сломала полукруг. Мужчины поволокли трясущуюся старуху на алтарь судьбы.
- Что вы делаете, уроды! - вскричал, опомнившись, Экгарт. Выхватил меч, - Остановитесь, слепые! В чем вы видите вину этой несчастной старухи?!
Этот жест не остался незамеченным. Все способные держать оружие вынули из-за поясов ржавые ножи. Замолчали и набычились, вперились в Экгарта. Остановились Циммер с Гариком - бросили старуху на колени. Кто-то медленно пришел в движение, заходя во фланг… Слишком быстро издерганные нервные люди позабыли, кто их щедрый избавитель. Тьма застлала глаза.
Экгарт сделал шаг назад, покидая невыгодную позицию. Вытянул кинжал - длинную, трехгранную мизерикордию: клинок "милосердия". Славная штука для умелых coup de grace, протыкающих сочленения доспехов. Но можно и не по назначению…Еще двое, ступая по-лисьи, жадно следя за его руками, отправились на обратный фланг.
- Всем стоять! - вздымая посох, возвестил старик, - Люди, вы забыли, в чьи руки вложил Бог свое стремление нам помочь? Вы забыли, что Митра наказывает негодяев, которые лживы к договору? А ты, благородный чужак - неужели ты не понимаешь, что мы должны очистить нашу деревню от дьявольской скверны? Уходи, рыцарь, ты сделал свое дело, мы закончим без тебя. Уходи, если не хочешь неприятностей.
Он легко бы вырезал своим мечом пол-деревни. А остальных - разогнал по окрестным скалам и оврагам. Эти бедолаги с помутненным разумом не представляли серьезной опасности. Но подспудно старик был прав - со своей дикарской, непросвещенной точки зрения. Совершенно безразлично, ведьма старая или нет. Этот род пожизненно заклеймен дьяволом, это род зверья, а не людей. Он одержим и должен стереться с лица земли, стать золой, а зола - развеяна по ветру. Даже Митра не убедит их в обратном. Эти люди страшатся неведомого. Им всюду чудятся черти, ведьмы, колдуны. Ощущение уязвимости вырастает до размера массового психоза.
А ему какая, в сущности, разница - чужаку, идущему мимо? Он пригрет, накормлен, обласкан женским теплом. А старуха все равно не жилец.
Чуть помедлив, Экгарт опустил меч. Но в ножны вкладывать не торопился. Слишком много в этом мире негодяев, бросающихся на зазевавшихся… Гарик с Циммером подхватили окровавленную старуху под локти, взгромоздили на костер. Затрещали сухие одежды. Разнесся над хибарами нечеловеческий вой. Пустился в пляс полоумный мельник, разбрызгивая желтые слюни…
Не сводя глаз с толпы, Экгарт сунулся в каморку Мэлвила, клинком подцепил свою котомку, бросил на плечо. Развернулся и зашагал прочь. Ножа в спину не боялся - не добросят, мало мяса ели. А добросят - все равно не попадут.
- Экгарт! - тоскливо взверещал девичий голосок.
Он не видел причины не обернуться. Но обжигающей сцены прощания не выходило: старик злобно втолкнул Эрику в хибару, а сам навис над входом, словно ветхая соломенная стреха. Оставался лишь костер, выстреливающий искры. Кучка забитых вырожденцев, да радостно отплясывающий мельник.
Да и к лучшему. Экгарт подтянул котомку и двинул в горы, не оглядываясь.

EN